Дэвид Алмонд - Мальчик, который плавал с пираньями
Дядя и племянник работали бок о бок и распевали хором:
Рыбка-рыбёшка, рыбища-рыбонька!
РЫБКА-РЫБЁШКА, РЫБИЩА-РЫБОНЬКА!
Вёдра, канистры, цистерны и бочки,
Хвосты им отрубим и головы – прочь-ка!
Их голоса сливались с гулом станков, они двигались в едином ритме со всеми механизмами, с одной стороны на конвейер поступала рыба, с другой – выскакивали консервные банки. Подхваченные этим яростным трудовым вихрем, Стен с дядей позабыли все свои горести. Через какое-то время Эрни завопил:
– Ну что, парень? Правда, здорово?!
Стен засмеялся и показал сразу два больших пальца.
– Да, дядя Эрни! Отлично!
– Вот и славно! – сказал Эрни. – Труд – великое дело, сынок, настоящее дело! Твой отец тобой бы гордился. Работа – это суть жизни!
Они кричали, хохотали, работали, пели и радовались. Их переполняло неимоверное, необъяснимое счастье. И они так расшумелись, что даже не заметили, что вошла Анни.
Глава седьмая
В хозяйственной сумке у неё были всякие вкусности к праздничному ужину: сырные палочки, колбасный рулет, лимонад, шоколадные кексики и пирог с надписью из глазури «С днём рождения!», а к нему – целый набор свечек. Тётушка сдвинула вплотную несколько поддонов – и получился стол. Бумажные наклейки с надписью САРДИНКИ ЭРУНДА она разложила возле тарелок – вместо салфеток. Перевёрнутые вёдра стали стульями. Она накрыла «стол» с прекрасным деньрожденным угощением – а ведь с тех пор, как в этом доме расположился консервный завод, ничего прекрасного тут не случалось. Удовлетворённо улыбнувшись, тётя прошла к центральному пульту, взялась за огромный рычаг с надписью ГЛАВНЫЙ РУБИЛЬНИК, потянула – да и выключила все станки разом. Воцарилась мёртвая тишина.
– Диверсия! – заорал Эрни. – Готовимся к обороне! Нас голыми руками не…
– Это не диверсия, – ласково откликнулась Анни. – Это ужин.
– Ужин? – повторил Эрни. – Разве ты не понимаешь, какие настали времена?
– Сегодня день рождения нашего племянника, – сказала Анни. – Так что отдыхаем! Пожалуйте к столу!
Эрни вспыхнул, сверкнул глазами, открыл было рот – и осёкся.
Анни подошла к нему и поцеловала в щёку.
– Сегодня особенный день, – сказала она. – Так что сбавь обороты!
Ошеломлённый Стен приблизился к выложенной на поддоны снеди.
Анни захлопала в ладоши.
– Наш племянник Стен важнее любой рыбы, – сказала она мужу.
– Тётя Анни, а у меня теперь собственные рыбки есть! – похвастался Стен. Он достал из шкафа ведёрко с золотыми рыбками и рассказал, как он их получил.
– Красота-то какая! – воскликнула тётушка. – Самые удивительные рыбки на свете!
Стен поставил ведёрко на пол и, пока они ели, всё посматривал на своих рыбок и восхищался – то вслух, то про себя. «Они ели» – это, конечно, изрядное преувеличение. Ели не все. Потому что у Эрни кусок в горло не шёл. Воспоминание о посещении ДУРЕН-дознавателя расплющивало, раскатывало его мозг асфальтовым катком.
– Успокойся ты, Эрни, – приговаривала Анни. – Успокойся и съешь пирога.
Но как тут успокоишься? Даже пирог был ему не в радость – словно пыль жуёшь. И надо бы рассказать близким о Кларенсе П. Клаппе, но как? Язык не поворачивается! Но и с крахом всех надежд Эрни не смирится! Он крепко сжал кулаки. Нужен план! Антикатастрофный план! Золотые рыбки мерцали и поблёскивали в ведёрке. Эрни опустил руку в воду и почувствовал лёгкие касания крошечных плавников и хвостов.
– Нам надо открыть новую линию, – объявил он.
– Какую? – спросила Анни.
– Пора расширить ассортимент. А то у нас одни сардины да сельдь.
– И в какую же сторону мы его расширим? И зачем?
– Затем, что мы под прицелом! – сказал Эрни.
Анни покачала головой.
– Ты о чём, милый? Кто в тебя целится?
Внезапно раздался стук в дверь – громкий, настойчивый. И снова тишина.
– Кто бы это мог быть? – Анни встала и направилась к двери.
– Не открывай! – вскинулся Эрни. – Не впускай их!
– Кого не впускать? – удивилась Анни.
– Их! – повторил Эрни.
– Кого их? – сказала Анни. И открыла дверь.
На пороге никого не было. Она увидела лишь хвост белого фургона, отъехавшего от дома. А потом заметила, что к двери гвоздями приколочена бумажка.
Глава восьмая
Увидев эту бумажку, Эрни оседлал потрошильный станок и яростно замахал кулаками.
– Мы отобьёмся! – вопил он. – Не сдадим ни пяди! Ни пяди спальни! Ни метра кухни! Ни угла гостиной! Мы устроим засады! Возведём баррикады! Ни шагу назад! Ни шагу! Наше дело правое! За нас Бог!
– Нет, Бог не за нас, – возразила Анни. – Он не защищает безумцев. Смотри, во что превратился наш прекрасный дом!
– Нет, это ты смотри! – вскипел Эрни. – Смотри, чего мы достигли! Как процветает дело! Деньги льются рекой! На столе вдоволь еды!
– На столе? – возмутилась Анни. – Да у нас теперь и стола-то нет!
Прихватив кусок торта, Стен потихоньку, не привлекая внимания, залез в свой шкаф. Там он раскрошил торт и скормил рыбкам. Их ротики открывались и закрывались, словно они пели «С днём рождения, Стен». И он тихонько подпевал.
Он опустил руку в воду – приласкать своих рыбок. Они тут же поднялись к поверхности и стали всматриваться в него крошечными тёмными глазками.
– Вы – мои лучшие друзья, – прошептал он.
Снаружи гремел голос Эрни: о продажах, о росте цен, о прибыли. Сардины-скумбрия-сельдь.
Стен покачал головой.
– Вся эта рыба никому не нужна, – шепнул он рыбкам. – Нужны только золотые рыбки. Только вы. Вы прекрасны. Лучше вас никого на свете нет.
Тринадцать рыбок согласно закивали, замахали плавниками и хвостиками. Стен хихикнул и улыбнулся. Он был уверен, что, умей рыбки улыбаться, они бы точно улыбнулись в ответ.
Снаружи меж тем воцарилась мёртвая тишина. Ни стука станков, ни криков, ни песен, ни споров. Внезапно дверца шкафа приоткрылась, и послышался тётушкин шёпот:
– Твой дядя думает.
– О чём? – спросил Стен, тоже шёпотом.
– Просто думает, – сказала Анни.
Они вместе вслушались в тишину.
– Может, подумает-подумает, да хоть в разум вернётся… – Анни вздохнула.
– Будем надеяться, – отозвался Стен.
Он тоже вздохнул и улыбнулся. Анни, присев на корточки у шкафа, пригладила его вихры. А золотые рыбки всё кружили в ведёрке вокруг его ладони.
Глава девятая
Что ж. Теперь надо собраться с духом. Как иначе читать о том, что было дальше? Как осознать, что в мире существует такая подлость, такая трагедия? Что люди способны на такой грех?
Ты спросишь, что же такого ужасного произошло?
Мой чистый, мой невинный читатель! Твоё дело – читать. Или слушать. И рассматривать картинки. Но можно закрыть книжку и уйти. На свете много других книг, более светлых и счастливых. А здесь сейчас случится страшное. Уходи же, уходи скорее.
Не хочешь? Ну что ж… Читай дальше.
Глубокая ночь. С виду в доме 69 по Рыбацкому переулку всё спокойно. Стен крепко спит в шкафу. Ему снятся пластмассовые утки, золотые рыбки в ведёрке и девочкин глаз, глядящий сквозь кружочек на пыльном стекле.
Анни тоже прилегла. Ей снятся былые времена. Как они идут с мужем и племянником, держась за руки, и смеются. Идут они вдоль сияющей на солнце реки. На воде покачиваются огромные недостроенные суда. Там трудятся рабочие. На причале торгуют жареной рыбой с картошкой. И нигде, нигде нет станков, которые выплёвывают рыбные консервы. А Эрни нежен с ней. И он не кричит, а смеётся.
Эрни не спит. И не смеётся. На этот раз он сидит верхом на станке, отделяющем филе от костей. Он напряжённо думает. Думает и думает. И тут его посещает видение – великолепное, замечательное, ужасное видение. Он знает, что обязан отмести, отмахнуться, отвергнуть всё, что подсказывает это видение, обязан перебороть его, положить на обе лопатки.
И он пробует.
Он бормочет себе под нос:
– Нет. – И сжимает кулаки. – Ни за что!
Всё вокруг погружено в сон… все станки, все механизмы. Тихонько потрескивает электросчётчик, булькает вода, шипит пар. Эрни знает, что это его станки, его друзья, и они ждут его приказаний. Раз – и то, что ему привиделось, произойдёт наяву.
Но он продолжает сопротивляться.
– Нет. A-а-а-а! Не могу! Нельзя!
Ночь становится ещё чернее и глуше, а видение не исчезает, а наоборот – подступает снова и снова, но Эрни по-прежнему твердит:
– Нет. Нет. Нет!
И вот – предрассветный час. Самый мёртвый, самый стылый час ночи. Самый чёрный.
– Нет, – шепчет Эрни в последний раз, но, ещё даже не договорив, он слезает с разделочного станка, крадётся на цыпочках мимо спящей жены. В руке у него сковородка. И все станки в доме вздыхают – одни от ужаса, другие от радости. Они знают, что собирается сделать их хозяин.
